О Григории Сковороде спорили и спорят: так многогранен, порой загадочен это отечественный гений «безумного и мудрого» XVIII столетия. Спорили даже о том, считать ли его первым русским или первым украинским философом. Одни вслед за П.Кулишом обвиняли Сковороду в аполитичности, безразличии к национальным и социальным проблемам. Другие, наоборот, доказывали демократизм, свободолюбие и украинский патриотизм народного мудреца. А видный писатель и литературовед Валерий Шевчук недавно выпустил объемистую книгу «Пізнаний і непізнаний сфінкс: Григорій Сковорода очима сучасника». И поведал о своем открытии: Сковорода был тайным мазепинцем! Он, оказывается, «зашифровал» свои взгляды так хитро, что разгадать их удалось только Шевчуку более двух веков спустя. Соответствует ли, однако, столь сенсационный вывод требованиям науки? Шевчук читает Сковороду словно Нострадамуса – аллегорически. Все негативно окрашенные образы у Сковороды (ад, бурное море, мрак, гидра, змей, волк, Вавилон, Сатана) – это, оказывается, Россия. А все положительные образы (рай, сад, небесный Сион, «горняя республика») – Украина. И только она! Мыслитель думал не о человечестве, не обо всей России, а только об Украине и ее свободе. «Проклятые московские печи» – это русское православие, а их чад – секуляризация церковных земель. Геракл или пророк Иона – Мазепа или будущий гетман-спаситель. А стихотворное поучение просветителя своему ученику и другу М.И.Ковалинскому на самом деле – зашифрованный совет гетману К.Разумовскому не вмешиваться в российские дела, а обустраивать Украину. В итоге перед нами предстает вместо великого просветителя и гуманиста злобный, хитрый и ограниченный украинский националист-русофоб. Шевчук так и величает Сковороду: «гостро національно свідомий». Сочинения Сковороды, действительно, полны символов, загадок и аллегорий в духе барокко. И потому требуют научно обоснованной «расшифровки». Для нее, однако, необходим надежный «ключ». И хуже всего, если «ключом» служит личная фантазия исследователя, да еще основанная на предвзятой идее. Добросовестный же ученый прежде всего смотрит: в какую эпоху, в каком идейном климате творил автор текста, какая система символов применялась в произведениях его и его современников. Идти здесь надо от тех взглядов и символов, которые выражены в этих произведениях однозначно. Начнем с эпохи Сковороды. Для Украины она была весьма неоднозначной. С одной стороны – ликвидация гетманства, казачьей автономии и самого казачества, введение крепостного права, беспощадное подавление народных восстаний. Все это – не только при отсутствии сопротивления (за единичными исключениями), но и при активном содействии казачьей старшины и православного духовенства. Старшина охотно променяла казачьи вольности на дворянские привилегии. Да и простые казаки (кроме запорожцев) не слишком держались за строй, при котором они видели от старшины мало хорошего. Староукраинский литературный язык был вытеснен русским. С другой стороны – хозяйство и культура Украины в составе России достигли значительного прогресса. Прекратились разорительные усобицы и татарские набеги. Были присоединены и заселены украинцами причерноморские степи, воссоединены правобережные украинские земли. Теперь, по крайней мере, даже крепостных не могли ни убивать, ни насильно обращать в униатство. Украинцы играли большую роль в общественной и культурной жизни России, достигая порой наивысших должностей. Достаточно вспомнить Алексея Разумовского – графа и тайного супруга императрицы Елизаветы. Или его брата-гетмана, возведшего на престол Екатерину II. Украинско-казацкий сепаратизм («мазепинство») в это время безнадежно угасает. Когда в 1757 г. какие-то якобы старые мазепинцы пытались интриговать в Крыму против России, в Петербурге не сочли нужным принимать меры, зная, что никакой опоры на Украине эти авантюристы уже не найдут. В 1791 г. еще один авантюрист под именем графа В.В.Капниста заверял прусскую разведку, что украинские казаки готовы переметнуться от России к Пруссии. В действительности Василий Капнист, русскоязычный поэт и драматург, всю жизнь верно служил России. На этом, в частности, настаивают его потомки. И это не мешало ему быть единомышленником Радищева и Сковороды, наставником декабристов и патриотом Украины. Украинский национализм, как и великорусский, в то время еще не сформировался как мировоззрение. Псевдосковородинские тексты, изданные в 1835 г. А.Хиждеу, выдают себя именно подчеркиванием национального (притом русского!) начала в мировоззрении. Староукраинский книжный язык тогда угасал, а собственно украинский литературный язык только формировался. Первый закончился на Сковороде, второй начался с его ученика Котляревского. Язык философской прозы Сковороды очень близок к русскому литературному. Украинский просветитель заботился не о «национальной чистоте» языка, а о том, чтобы быть понятным своим слушателям и читателям. По словам его биографа М.И.Ковалинского, Сковорода развил в себе «сердце гражданина всемирного». Мыслитель думал о проблемах всего человечества, обращался ко всем людям, способным понять его идеи. Среди его друзей и единомышленников были украинцы, русские, евреи. Но он не был космополитом в худшем смысле этого слова – человеком, безразличным к Родине. Сковорода хорошо владел разговорным украинским, знал и широко использовал украинский фольклор. (Но столь же хорошо знал и использовал язык и фольклор великорусский). Свою любовь к Украине он доказывал тем, что не раз отказывался от самых соблазнительных предложений сделать карьеру в Великороссии (даже при царском дворе). Но любовь к Украине еще не означает ненависти к России. В произведении «Брань архистратига Михаила со Сатаною» Сковорода похвально отзывается о соратнике Петра І украинце Ф.Прокоповиче, цитирует его стихотворение в честь Полтавской победы (рассматриваемой наследниками Мазепы как национальная катастрофа). Как видим, «зацикленность» на национальном вопросе была не свойственна не только Сковороде, но и его веку. В частности, тогдашней Украине. Абсолютно чужд просветителю шовинизм, ненависть к какому бы то ни было народу, вере или культуре. Так же, как лицемерие, трусость, маскировка своих взглядов. Ведь не боялся он писать такое, за что могли обвинить в ереси или кощунстве. От монастырской тюрьмы народного мудреца спасала лишь его огромная популярность. Сковорода не был безразличен к политике и социальным проблемам. Он славил в стихах «вольности отца» – Богдана Хмельницкого. Но в тогдашней политической жизни мыслитель не находил себе места. Он не верил в «добрых» или «просвещенных» царей и гетманов, но видел обреченность крестьянско-казачьих восстаний с их стихийностью и анархией. Ныне – скипетр и булава, Утро вставши – худа слава… Днесь пияна скачет воля, Утро вставши – тщетна доля. В басне «Оленица и Кабан» Сковорода высмеивает погоню старшины за дворянством, титулами и чинами, а в притче «Благодарный Еродий» – панскую моду на иностранное воспитание. Этому воспитанию, развивавшему космополитизм, карьеризм и бессовестность, противопоставлено народное воспитание, основанное на высоких моральных традициях. Однако все это в равной мере относилось к России и русскому дворянству, с которым все больше сливалось украинское. Низкопробное «европейское» образование было проблемой общероссийской. Достаточно вспомнить «Недоросля» Фонвизина. Что речь идет именно о «европейском» (а не русском) образовании, свидетельствует басня «Собака и Кобыла». В ней Кобыла учится носить поноску в Париже, у «патера Пификса» (обезьяны). Сковорода, который пять лет провел на Западе в поисках знаний, не был ксенофобом или самоуверенным невеждой. Но тех, кто поверхностно усваивал европейскую науку и культуру, он сравнивал с обезьянами и попугаями. В притче «Убогий Жайворонок» тетервак (тетерев) Салакон проповедует циничную мораль расхитителя, лицемера и приспособленца, всегда умеющего быть правым «по бумажке» (словно слышишь «нового русского» или «нового украинца»!). Собрав целое «капральство» себе подобных, он набрасывается на чужое зерно. Еще и насмехается над Жаворонком, не желающим воровать. Зерно, однако, оказывается охотничьей приманкой. Приходит птицелов и сворачивает шеи попавшим в сеть тетервакам. Салакон с трудом спасается. Между тем «тетерваками» тогда называли русские украинцев. Что это, украино- или русофобия? Ни то, ни другое. Просто критическое отношение к собственному народу. Точнее, к далеко не лучшим его представителям, бросившимся в век Екатерины делать карьеру, забыв о чести и совести (да и о собственной национальности). В предисловии к притче мыслитель говорит: «Если же досадно, вспомни, что мы все таковы. Всю ведь Малороссию Велероссия нарицает тетерваками. Чего же стыдиться! Тетервак ведь есть птица глупа, но не злобива. Не тот есть глуп, кто не знает (еще все перезнавший не родился), но тот, кто знать не хочет. Возненавидь глупость: тогда, хотя глуп, однако будеш в числе блаженных оных тетерваков…». И философ напоминает библейскую цитату: «Обличай мудрого, и он возлюбит тебя» (Притчи Соломоновы, 9, 8). Гуманист и патриот Сковорода верил в духовное возрождение своего народа, в добрую природу даже глубоко испорченных обществом людей. Источник бед Украины он искал не в других народах, а в падении ее социальной верхушки. Это произведение, безусловно, повлияло на «Наталку-полтавку» Котляревского. Возный Тетерваковский (!), казалось бы, типичный бюрократ, алчный и бессовестный. Но и он в глубине души склонен к добрым делам. Эту склонность в нем пробуждает чистая и самоотверженная любовь Наталки и Петруся. Оказывается, народная мораль не чужда даже такому человеку: «Та й Возний, здається, не з іншої губернії». «Проклятых московских печей чад», что довел философа до лихорадки – не символ, а бытовое явление. Русская (курная) печь без дымохода (свойственная также белорусам и полесским украинцам) имела в холодном климате свои преимущества: хорошо согревала, сушила и дезинфицировала дом. Но во время топки приходилось открывать двери, наполняя помещение дымом и холодом. Для старого уже жителя лесостепной Украины это было непривычно и неудобно. Но причем тут изъятие церковных земель? Сковорода, всегда осуждавший любовь церковников к земным богатствам, вряд ли сочувствовал им по данному поводу. Можно еще привести упоминание Ковалинского про нелюбовь Сковороды к русской Орловщине («всегдашнее отвращение к краю сему»). Но точно так же не любил поэт родную ему Малороссию из-за сырого климата, отдавая предпочтение менее влажной Украине (Малороссией тогда называли Гетманщину, а Украиной – Слобожанщину). Вряд ли стоит доискиваться тут политического подтекста. Ведь слово «Малороссия» никто тогда не считал унизительным для украинцев. В мифах народов мира левое, северное, западное направление, как правило, негативный символ. А правое, южное, восточное – позитивный. Но для Шевчука север, Киммерия, левый путь у Сковороды – непременно Россия, а юг, правый путь – Украина. По такому «методу» нетрудно сделать Сковороду, наоборот, украинофобом и даже турецким агентом. Противопоставляет же он злой северный берег божественному южному? Но ведь северный берег Черного моря – это Украина, а южный – Турция! Охотник заслуженно наказывает вороватых тетерваков-украинцев? Явная украинофобия, а охотник – Османская (или Российская) империя. Шевчук практически не приводит конкретных примеров того, чтобы Сковорода или хотя бы его современники понимали приведенные выше символы так же, как сам «дешифровщик». Нельзя же считать аргументом то, что панегиристы Мазепы величали его Гераклом. Ведь Геракл был очень популярен, например, у весьма уважаемых Сковородой античных киников. Григорий Сковорода не стоял в стороне от общественных бурь своего времени. Он откликался на проблемы как национальные, так и общероссийские и общечеловеческие. Каждая эпоха находит в его наследии что-то близкое себе. Но это не дает права вопреки истине и требованиям науки отождествлять мышление Сковороды с мышлением современных украинских националистов. В «мазепинстве» народного мудреца не обвиняли даже злейшие его враги. Чтобы делать это в наши дни, нужно или не знать Сковороды, или заниматься вместо науки конъюнктурщиной.
