Введение Передать первые впечатления от пребывания в КНДР не так-то легко, в особенности потому что остается так мало времени — и сил! — после каждого весьма интенсивного дня культурной программы моего пребывания здесь. Давно уже мне не приходилось сталкиваться с такой насыщенной программой во время путешествий, — с советского еще времени! Тогда путешествия у нас тоже совершались не для того, чтобы до полусмерти упиться в другом городе или валяться весь день там на травке, а чтобы как можно больше нового узнать о незнакомых для тебя местах за короткое время твоего в них пребывания. Я считаю себя ужасно везучей, что мне выпало посетить эту страну. Не каждому выпадает такая честь. Когда я собиралась в эту поездку, то рассказала одной своей российской знакомой, что скоро поеду в Корею. «В нормальную или в Северную?» - спросила она, думая, наверно, что это очень смешно. Хотя что особенно смешного в том, что люди наши разучились уже сами думать и лишь как попки повторяют все услужливо переведен¬ное для них из западной прессы нашими так называемыми журналистами? Для меня эта страна — намного нормальнее любой американской полуколонии, в какой бы то ни было части света. Разве это ненормально, когда чистые улицы? Что по ним безопасно можно ходить и днем и ночью? Что по вечерам их не оглашают пьяные вопли, а люди не писают в подворотнях? Что люди вполне могут быть счастливыми без баров, казино и борделей? Разве ненормально, что все люди по утрам спокойно и с чувством собственного достоинства идут на работу, не боясь, что они окажутся ненужными из-за «реструктуризации»? Разве ненормально, что в магазинах продают то, что нужно людям для жизни, а не всякие «прибамбасы», специально изобретае¬мые, чтобы выуживать из их карманов как можно больше денег, навязчиво предлагая им всякую ерунду, которая совсем не необхо¬дима для счастья? («Ах, я повешусь, если у меня не будет сотового последней модели!») Разве ненормально, что дети занимаются спортом, музыкой и рисованием и помогают взрослым — вместо того, чтобы побираться, мыть машины богатых дяденек или шататься по углам, нюхая клей, накачиваясь наркотой и упиваясь собственной «крутизной»? Разве ненормально, что дети, даже первоклашки, могут безопасно ходить са¬мостоятельно в школу, не опасаясь охотящихся на них педофилов к пьяных лихачей на «Мерседесах»? Разве ненормально, что дети ведут себя и одеваются как дети, а не как дешевые шлюшки из подворотни, и не стремятся поскорее с кем-нибудь переспать, чтобы «быть как все»? Когда по телевидению нет идиотских игр, рекламы и насилия с сексом? Разве это ненормально — когда нет бездомных, а люди действительно не безразличны к участи друг друга? Когда не боишься, что не сможешь вовремя заплатить по счетам? Когда в магазинах прода¬ется произведенное в твоей собственной стране? И так можно продолжать до бесконечности... Если вы действительно считае¬те, что все описанное выше ненормально, то в таком случае всему нашему обществу срочно надо на прием к психиатру. В особенности — просто без очереди! - тем, кто с пеной у рта кричит, что общество, обладающее всем описанным выше, лишено какой-то мифической «свободы». Если ВСЕ ЭТО — не свобода, что тогда свобода? Возможность назвать президента идиотом? Право рассказывать даже тем, кого это совсем не интересует, о твоих сексуальных предпочтениях? Иметь возможность выбора из вещей и людей, которые на практике ничем существенным друг от друга не отличаются? Ну, и что дальше? Чего вы этим добьетесь, как для себя, так и для всего общества? Что, от этого станет меньше бездомных? Голодных? Умирающих от наркотиков и алкоголизма? Дети получат лучшее образование? Их ждет лучшее будущее? Больше станет рабочих мест? Меньше бросаемых в детдомах младенцев и одиноких заброшенных стариков? Не думаю... Я человек не сентименталь¬ный, даже жесткий. Но у меня буквально чуть не выступили слезы на глазах — хорошие, радостные слезы — от того, что я увидела в Пхеньяне. Тот, кто говорит, что это «бедная страна», не видел, что такое настоящая бедность. Пусть приезжает к нам в российскую глубинку, где старики роются в мусорных баках. Или в такие страны-члены цивилизованного Евросоюза, как Болгария и Румыния. Или даже в составную часть благополучного королевства Нидерланды — на остров Кюрасао. Давно уже я не чувствовала себя такой спокойной и настолько расслабленной, как здесь, в КНДР. И на улицах я вижу здесь нормальных, хорошо одетых, скромных, работящих и довольных жизнью людей, которые любят и посмеяться хорошей шутке, и живут такой богатой культурной жизнью, которая недоступна большинству населения на Западе, и вообще ничем не напоминают тех фанатичных затюканных роботов, которыми их рисует западная пресса. Ах этот Запад... ну да что с него взять! «Грешно смеяться над калекой». Он так многого не пони¬мает в этом мире. Все, что ему не подчиняется, пугает его. Все, что не подпадает под заданные им шаблоны, ему кажется ненормальным. И действительно, ну как могут понять такую вещь, как уважение к президенту жители страны, чьи собственные президенты то занимаются на рабочем месте черт знает чем. с практикантками, то даже бублик съесть не могут без того, чтобы им не подавиться? А те туристы, которые говорят, как они чувствуют себя «ограниченными в свободе» или что им «скучно» в КНДР, пусть едут спокойненько куда-нибудь в Испанию или Турцию и напиваются там себе всласть до рвоты, если это един¬ственное, что их развлекает. И пусть не засоряют эту прекрасную страну своим присутствием. Пхеньян, июль 2007 Часть 1. «Не завидуем никому!» После пересечения границы Китая с КНДР ландшафт меняется как но мановению волшебной палочки: вместо суровых заросших деревьями гор, перемешанных с серыми, дымящими городами вдруг расстилаются за окном поезда ослепительной зелени рисовые поля, аккуратно отделенные друг от друга рядами картофеля и кукурузы. Корея — страна горная, земли, пригодной для сельского хозяйства, здесь не так много, и создает¬ся впечатление, что здесь засажено все, что только можно засадить, вплоть до склонов гор, на которых террасами подрастают саженцы кукурузы и разные овощи, зачастую под таким углом, что невозможно себе представить, как удалось забраться туда местному зем¬ледельцу. Трактор в таких местах, естественно, не годится, землю копают вручную или пашут на волах... На полях — буквально ни одного сорняка, даже на самых удаленных от дорог. Идеальные поля. Каких только страшных сказок не рассказывает сегодня о КНДР буржуазная пресса! Нет смысла повторять их все, откройте любую газету: от того, что «в Пхеньяне людям запрещают вешать в домах занавески на окна, чтобы знать, что у них дома происходит» и до «в Северной Корее проводятся публичные казни за пользование мобильниками» (казни кого, где, когда и за что именно были произведены, при этом, естественно, не сообщается, как не сообщаются и источники подобной «информации»). Что ж, раньше, согласно той же прессе, у нас в СССР не было профсоюзов, женщины работали исключительно потому, что мужья не могли их прокормить, а детей и жен нехорошие большевики «обобществляли»... С первыми же сценами, увиденными мною в КНДР, у меня возникло не чувство того, что это какая-то бедная, богом забытая диктатура из «оси зла», как пытается внушить нам «демократическая» пресса, а… ощущение праздника. Я уже точно лет 30 не видела свежевыбеленных стволов деревьев вдоль дороги! Трамваи и троллейбусы здесь — намного новее и чище, чем на улицах моего родного «одемокраченного» города в России, и нет ни одного сломанного сиденья. Никто не пишет на заборе матерных слов, ни на родном, ни на английском языках. До сих пор еще можно мыться в речках и пить родниковую воду (что очень удивило западных европейцев из нашей группы) и даже воду из-под крана пить в Пхеньяне можно запросто, безо всякого кипячения. Пхеньян — очень зеленый город. Он похож на один огромный парк. Больше всего на улицах растут ивы и тополя, много воды (в городе 2 реки, с несколькими островами посередине). А еще — в первый раз в жизни я вижу по-настоящему красивые, оригинальные и непохожие друг на друга современные разноцветные многоэтажки! Как я уже говорила, люди ходят по улицам хорошо — и со вкусом одетые, аккуратные (правда, многие в резиновых сапогах, во в дождь, так что в этом нет ничего удивительного). Никто не бросает на улицах мусор, и поэтому на них даже нет урн! Мне вспомнилась табличка на стене одной из советских столовых: «Чисто не там, где убирают, а там, где не сорят!» Первое, что нас приятно поразило в Пхеньяне — это тишина и спокойствие по вечерам. Зато утром рано ты просыпаешься от звука метл дворников, убирающих улицы. Пхеньян, пожалуй — самый чистый город в мире! И в течение всего дня еще то там, то тут видишь людей, включая школьников, которые помогают поддерживать городскую чистоту. К слову, это относится не только к столице, то же самое мы видели и в провинциальных городах, и даже в селах. Дети сажают вдоль дорог цветы, а солдаты работают на полях, вспахивая их воловьими упряжками! Можно ли представить себе более мирную картину? Никто здесь не таскает в руках по десятку авосек (если надо нести что-то тяжелое, надевают на плечи рюкзак). Лица у людей приветливые, жизнерадостные. На улицах мало транспорта (не надо забывать энергетические проблемы этой маленькой страны, брошенной на произвол судьбы ее главными друзьями и союзниками, и тем не менее выжившей и продолжающей не просто оставаться независимой, а еще и развиваться, несмотря на все невзгоды!), люди много ходят пешком, ездят на велосипедах, занимаются физическим трудом и спортом, и поэтому здесь практически никто не страдает ожирением. Я вспомнила, как обстоят дела там, где я сейчас живу... Каждый 4-й ребенок в Ирландии сегодня — ожиревший. А для взрослых по телевидению показывают рекламу: «Пожалуйста, двигайтесь хотя бы по полчаса в день! Этого должно быть достаточно для поддержания здорового образа жизни...» К слову, к электроэнергии в КНДР относятся бережливо: где можно, обычные лампочки заменены на энергосберегающие (что на Западе еще только пытаются ввести!), а где свет не нужен, его тут же за собой выключают. Корейцы идут по улицам по своим делам не спеша, в транспорте не устраивают давку. Прилавки магазинов полны товарами, — зато очередей, как это водилось у нас, нет, Здесь люди спокойно заходят в магазин, когда им что-то нужно, выбирают, что им нужно, и покупают. Капиталистическая система в так называемых развитых странах в силу самих законов своего функционирования стремится приучитьI людей покупать даже то, что им совершенно не нужно: начинаетсяI с того, что «шоппинг» становится одним из увлечений человека, одним из любимых его времяпровождений, постепенно люди на глазах превращаются в настоящих «шопоголиков» и, как и при любой наркомании, испытывают удовлетворение только на короткое время, но тянет купить что-то новое, и каждый раз им кажется, что вот после этой-то новой покупки они наконец обретут смысл жизни и успокоятся.,. Страшная болезнь, затя¬гивающая людей в бесконечный омут долгов по кредиткам и займам, после чего многие из них работают уже только на уплату этих своих долгов... И как может такой человек быть «свободным»? Он фактически оказывается связан по рукам и ногам, что от него и требовалось. Корейцам из КНДР эта страшная болезнь, к счастью, неведома. А выбор товаров в магазинах здесь достаточно широкий, и никто не пухнет от голода, как в «демократических» африканских странах (на человека в возрасте 20 лет, например, здесь выделяется 700 граммов риса ежедневно!). Мы побывали в различных районах страны, в том числе и в сельской местности, в районе, в котором, если верить западной прессе, дол¬жен был быть голод (о визите в местный совхоз речь еще пойдет дальше), и своими глазами смогли убедиться в том, что эти рассказы "ужастики" — из того же сорта, как и об «иракском оружии массового поражения». Корейцы свободно покупают товары и в магазинах отелей, где живут иностранцы. Мы жили в одном отеле с местными жителями, и я ни разу не столкнулась с тем, чтобы кто-то из наших сопровождающих не давал бы нам с кем-то общаться. Конечно, есть в этой стране места, которые иностранцам показывать не надо — раньше и у нас так было, и теперь я понимаю, что совершенно правильно. Над КНДР постоянно висит тень американской империалистической угрозы. Ведь до сих пор между этими двумя странами даже не заключен мирный договор, после блестящей победы корейского народа в войне 1950-1953 годов, а существует только перемирие. Американцы не хотят подписывать доку¬менты, подтвердившие бы прочный мир». Военных на улицах КНДР действительно много, но к их присутствию привыкаешь очень быстро — это составная часть реальности этой маленькой и гордой страны. Здесь не торгуют военными формами и орденами отцов и дедов. Уж здесь-то, случись что, не будет такого, как в Югославии, когда армия вышла из-под натовских бомбарди¬ровок целой, ко Косово было сдано врагу безо всякого сопротивления.... Да, люди на улицах часто оглядываются на иностранцев, особен¬но дети (последние тут же начинают махать руками и улыбаться, а военные патрули на дорогах безукоризненно вежливы и даже отдают вам честь). К иностранцам здесь не привыкли, это так. За год КНДР посещают всего лишь несколько сотен иностранных туристов. Но дело тут не в Корее, а в западной пропаганде. Мне случайно попалось на глаза электронное письмо, посланное из дома одному из западных туристов, побывавших в Пхеньяне: «Когда мы узнали, где ты находишься, мы сразу очень забеспокоились!...» Этот турист сам теперь может подтвердить им, что беспокоиться было совершенно не о чем, быть, это в родной стране ему придется беспокоиться - после того, как он отсюда вернется!). Более того — здесь можно совершенно свободно оставлять свои вещи, включая ценные, в гостинице или даже в автобусе во время экскурсий — и 100%-ная гарантия, что никто ничего не возьмет, даже если у автобуса будут открыты все окна! Вы можете себе такое представить хоть в одной из европейских стран? Дети оставляют в школе портфели, уходя домой на обед! Наши экскурсоводы говорили нам, что чем больше людей посе¬тят их страну, тем будет лучше. «Если вы знаете еще кого-то, кто заинтересован в том, чтобы увидеть КНДР, скажите им — пусть приезжают. Мы будем им рады. Все без исключения кто увидел нашу страну своими глазами, больше не верят в то, что у нее есть какие-то агрессивные намерения, и в другие выдумки западной пропаганды». И действительно, как в них верить, когда мысленно сравниваешь корейских солдат, пашущих землю и работающих на стройках своей Родины с американской и другой натовской солдатней, пытающей и расстреливающей мирных жителей в чужих странах? Я практически моментально почувствовала себя как дома. И дело вовсе не в том (или не столько в том), что здесь много советских машин и других видов транспорта, а улицы широкие, как в Москве, что корейская офицерская военная форма так напоминает советскую, что многие корейские многоэтажки похожи на советские (только в отличие от последних, выкрашены в разные красивые пастельных тонов цвета), а кинотеатры, как и у нас раньше, украшены рукописными плакатами с изображением ге¬роев фильмов. Нет, главное — в лю¬дях, в их образе жизни. Все было моментально узнаваемым — школьные и заводские культпоходы по музеям и циркам, субботники, доски почета... вещи, которые трудно даже объяснить западному человеку, а для нас, выросших в СССР, до сих нор естественны как воздух. Мы только немного подзабыли их, а после 2 - 3 дней в Пхеньяне воспоминания наплывают с таким напором, такой лавиной, что кажется, даже чувствуешь запах родного дома твоего детства... Наплывают и чувства —- те самые, которые в «свободном» мире так долго и усердно пришлось загонять в подполье просто для того, чтобы в нем выжить. Например, любовь к людям. Или желание принести пользу обществу. И вера в хорошее в людях, которую мы почти утратили, будучи вот уже больше 15 лет постоянно начеку в жизни, где человек человеку — действительно волк, и от него можно ожидать любой гадости. Передо мной была страна, где каждый день — праздник, словно наше советское Первое мая. Никто не утверждает, конечно, что у корейцев легкая и беззаботная жизнь. «Представьте себе, что было бы у вас в стране, если бы она за один день потеряла свои экономические отношения сразу с Германией, Голландией, Францией, Британией... Вот в таком положении оказалась наша страна в начале 90-х годов» - рассказывал бельгийской аудитории дипломат из КНДР на дне солидарности с его страной. В тот же период в КНДР произошли несколько природных катастроф, приведших к потере урожая. Но страна наконец оправилась от этого, несмотря на все трудности, связанные не только с вышеописанным, но и с американ¬скими экономическими санкциями. И когда видишь на корейской Выставке Трех Революций, напоминающей нашу ВДНХ, и собственные машины, выпуск которых налажен в этой стране, и павильон, посвященный первому корейскому космическому спутнику (существование которого американцы до сих пор отрицают: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!»), то невольно поражаешься стойкости и мужеству этого небольшого народа. Здесь не продают за миллионы долларов места на космических кораблях и не торгуют документами об отечественной истории. Корейские ученые работают на благо своей страны. Они не станут вынужденными проститутками, предлагающими свои услуги тому, кто больше заплатит, как наши ученые отечественные, для которых собственное государство выступает при этом в роли сутенера. Беззаботность вовсе не является синонимом счастья. Как говорил еще Лев Толстой, «спокойствие — это душевная подлость». «Дай мне жить спокойно!» — любимый клич эгоистов и карьеристов всех времен и народов. Но спокойствие и уверенность в завтрашнем дне — это две разные вещи. А последней просто дышат все корейские улицы! Корея сегодня — вот это действительно Россия, которую мы потеряли! Только лучше, чище душой, естественнее. Может быть, такой наша страна была в 50-е годы; к сожалению, знаю о них только по рассказам мамы, мне не повезло, я родилась позже. А потом нам всем вдруг, как Остапу Бен деру, стало «скучно строить социализм», и мы вместо этого размечтались о белых штанах, мулатках и Рио-де-Жанейро. С весьма печальными для страны нашей последствиями.... В том-то все и дело, что корейцам действительно строить социализм НЕ СКУЧНО! Понимаете, о чем я? Только уже будучи здесь, я по¬няла, что люди за рубежом не понимают Корею прежде всего в силу собственного цинизма и бесприн¬ципности. Они просто не могут представить себе, что есть на свете люди, которые действительно верят в светлое будущее — и работают не покладая рук для того, чтобы его построить! - потому, что сами они, говоря в свое время красивые слова о коммунизме, всего лишь притворялись. Либо вообще не могут представить себе, что такое социализм, и как это можно считаться с другими людьми и жить не только для удовлетворения своих животных потребностей (как тот таксист в Дублине, что задавал мне вопрос, зачем люди в СССР учились на врачей или на учителей, если у врачей и учителей была такая же зарплата, как у рабочих, если не ниже). И, естественно, судят такие люди о других исключительно по самим себе... Когда возвращаются к себе домой люди из других стран, побывавшие здесь, их положительные впечатления там тоже мало кто выслушивает. Удивляются вместо этого: «Надо же, как быстро его успела оболванить северокорейская пропаганда! Ну и сильна, вид¬но, там диктатура!» Какая пропаганда, ребята? Лозунги — лозунгами, а на меня ничто не подействовало так сильно, как увиденное собственными глазами. Как подавляющее большинство населения живет достойной жизнью, довольно ею и как усердно эти люди работают. Из-под палки так работать не будешь! Глядя на корейцев — малень¬ких, таких хрупких с виду, которые на субботнике, выстроившись цепочкой вдоль дороги, копают яму для электрического кабеля на про¬тяжении нескольких километров или до глубокого вечера, часто — и в выходные дни не покладая рук, обрабатывают рисовые поля, невольно вспоминаешь строчки из Маяковского: «Гвозди бы делать из этих людей — крепче бы не было в мире гвоздей!» Они действительно с любовью относятся к труду — если у вас еще хватает воображения, чтобы представить себе, что это такое... Когда видишь работающих корейцев, такое чувство, что каждый человек знает, какая именно работа возложена на него — безо всякого начальника, стоящего рядом, и соответственно выполняет ее. Какой контраст с нашими субботниками 70-х, когда, например, хотелось побыстрее сделать то, что было надо, а одноклассники твои складывали метлы штабелем и шли на угол — поболтать. «Тебе что, делать нечего, что ли? Иди к нам!»... Плоды этого, среди прочего, мы тоже пожинаем сегодня, И еще — корейцы живут как одна большая семья. К такому человеку, знакомому только лишь с буржуазным обществом, действительно трудно привыкнуть... «Ах, они только вкалывают как рабы, а больше ничего у них нет в жизни!»- завоют сейчас наши белоручки, мечтающие, чтобы на них «работали их деньги», как им обещают рекламы всяких мошенников, в представлении которых счастье — это «лежать на песочке на Багамах». «Вот потому... вы в клетках и живете!» — как говаривал Гедеван Александрович из бессмертного фильма «Киндза-дза»... В Корее, к слову, я нигде не видела на окнах решеток. Или железных дверей, как у нас в России. Нет в этом нужды. Все у них есть в жизни, не беспокойтесь. Есть театры, есть музеи, есть цирк, спортзалы и бассейны, есть дома культуры и парки отдыха И все это доступно всем. И читает на ходу хорошую книжку, идя по сельской тропинке, девушка в военной форме. И играют на музыкальных инструментах, танцуют и смеются дети (пока в «цивилзованном» городе, где я живу; их сверстники умирают от передозировки наркотиков, угоняют машины или кого-нибудь поджигают). И играют в шахматы молодые ребята. И с достоинством отдыхают в парке на лавочках не обворованные денежной реформой старики. И ходят по набережным влюбленные, держась за руки и нежно поглядывая друг на друга, вместо того, чтобы пить на ходу из банки пиво, а потом укладываться где-нибудь в кустах ... Люди!! Посмотрите вокруг! Посмотрите, в какую грязную, вонючую свалку мы с вами превратили нашу прекрасную, любимую, единственную в мире страну! Мы все, а не только злодеи типа Березовского (это же мы с вами позволили ему и ему подобным так распуститься!). Во что превратились мы сами во имя заразы «нового мышления», в котором нет ничего нового — это обыкновенные эгоизм и жадность! Посмотрите, как «окитаили» мы Россию, превратив ее в один огромный старьевщический базар, в один огромный «секондхэнд». Неужели вам ее не жалко? Неужели вы до такой степени не уважаете самих себя? Когда-то давно, еще в школе, когда я читала журнал «Корея сегодня» на русском языке, в память мне врезалась такая фраза: «Не завидуем никому!» Тогда она показалась мне, мягко говоря, преувеличением. А сегодня я своими глазами смогла убедиться, что это правда. Незараженным бациллой низкопоклонства корейцам действительно некому завидовать. Это нам можно только позавидовать им... Часть 2, Страна что надо! Многие достопримечательности КНДР были немного знакомы мне заочно — по страницам журнала «Корея сегодня», на который у меня когда-то была подписка. В Москве в годы моего студенчества был еще магазин «Книги стран социализма», а в нем — отдел корейских книг, где я приобрела тогда русские переводы классических корейских произведений «Море крови» и «Цветочница». Так что некоторые познания о том, что мне предстояло увидеть, у меня имелись. Но реальность превзошла все мои ожидания. В свое время, рассматривая глянцевые фотографии в журнале, я думала, что, конечно же, наяву увиденное окажется не таким ярким, не таким ослепительно красивым — потому что такой красоты, как на журнальных картинках, просто не может быть в природе. Но уже в первый день пребывания в Пхеньяне, когда нас повезли на экскурисю в родной дом товарища Ким Ир Сена в Мангэнде, я поняла, что в этом я ошибалась! Корея оказалась страной сногсшибательной, невероятной красоты. Причем не только природной. Здесь все, даже многоэтажные новостройки, каким-то образом умудряется существовать в гармонии с природой. И маленький, крытый соломой, аккуратный, утопающий в зелени домик Вождя был еще одним тому подтверждением. В Мангэнде было полным-полно посетителей — школьники целыми классами, рабочие — трудовыми коллективами, военные — подразделениями. Женщины — в красивых разноцветных национальных платьях.... Музей произвел на меня большое впечатление. Пока мои менее знакомые с корейской историей спутники, ходя по залам, потихоньку привыкали к корейской терминологии адресования руководителей государства и к тому, как выражается в этой стране уважение к ним, я, слушая экскурсовода, начала наконец понимать то, чего не понимала в свое время о Корее в СССР. Нам, инфантильным избалованным, зачастую — единственным в семье детям брежневского времени трудно тогда было поверить в то, что человек уже в возрасте 13 лет может вести борьбу за освобождение родной страны. Несмотря даже на то, что мы знали о пионерах-героях в собственной стране, отдавших свои юные жизни в борьбе с фашистами. «В 13 лет и уже боролся с японскими колонизаторами?» — недоверчиво морщились мы, считая это, мягко говоря, преувеличением. А представим себе, что так оно и было! Если все остальное, что я видела в этой стране вокруг меня, было именно таким, как описывается в книгах о социализме, который, как пытается внушить нам ка¬питалистическая пропаганда, «не может существовать в природе»? Если бы я побывала в Корее тогда, в своей юности, возможно, я не оценила бы многого из увиден¬ного мною так, как я ценю это всем сердцем сейчас — потому что для нас тогда все это, — и спокойные улицы, и доброжелательные, отзывчивые люди, и отсутствие бездомных и нищих, и дети, которые ходят в школу вместо того, чтобы побираться в подземных переходах, было само собой разумеющимся. Но все в сравнении познается... И, взирая с высоты холма над Мангэнде на простирающийся перед тамтл до самого горизонта величавый Пхеньян, я чувствовала, "как меня охватывают восхищение народом, сумевшим в такой маленькой стране сохранить все самое главное, все необходимое для достойной человеческой жизни — и стыд за свою собственную, огромтгую страну, обладающую всеми необходимыми ресурсами для создания такой жизни для всех нас, а превратившуюся в край непуганых Абрамовичей и Дерипасок, где торгуют женщинами и нефтью, где насилуют и убивают детей, где проводят конкурсы на «самую красивую попку» и перепродают сделанное китайцами и турками вместо того, чтобы самим работать, где старики медленно умирают раньше отведенного им срока от постоянного недоедания, а мужчины не доживают до пенсии, и население уменьшается на миллион человек в год... Видно, контраст этот - потому, что корейским шахтерам не захотелось, как нашим в конце 80-х, торговать углем «напрямую за валюту», а экскаваторщикам — «жить на капитал с акций»... И разве не правы корейцы, утверждая, что беда, случившаяся со странами Восточной Европы, произошла из-за того, как сильно у нас недооценивали значение формирования и воспитания нового человека, стремясь к одному лишь только «догнать - перегнать»? Ну, какое новое общество, скажите, могут построить люди, сочинившие: «Вышла новая программа — Ср**ть не меньше килограмма. Жрать дают по 200 грамм, Как же выср***тъ килограмм?» — и мыслящие только соответствующими категориями-жрать да ср***ть? После музея в Мангэнде мы посетили парк с аттракционами неподалеку от него (аттракционы — не такие «душераздирающие» как на Западе, где обязательно почему-то надо из людей страхом три души на них вытрясти, а такие, что на них приятно покататься людям любого возраста), улицу, сплошь застроенную предназначенными для самых различных видов спорта стадионами (здесь было полным-полно школьников и молодежи, на¬правляющихся на тренировки — у нас я столько даже в лучшие годы не видела!), музей истории Кореи и музей изобразительного искусства... Везде, во всех музеях, было столько посетителей (местных, не туристов!), сколько я не видела ни в одном музее на Западе. Вечером, за ужином, гостеп¬риимные хозяева пели нам народные корейские песни. На секунду я поймала себя на мысли, что вот так же, должно быть, чувствовали себя в свое время иностранные туристы в СССР. Один из моих спутников побывал в СССР в качестве туриста еще в 1979 году, и я поделилась с ним своими на этот счет мыслями. «Не все было так же», — ответил он. — «В СССР уже тогда чувствовался цинизм у многих, особенно у офици¬альных лиц, Гиды наши не могли ответить толком на многие наши вопросы. Их интересовали нейлоновые чулки, а не что означает то или иное положение в партийных документах. А один из советских чиновников прямо объяснил нам разницу между общественной и личной собственностью: «Смотри те, вот скамейка, на которой я сижу. Это общественная собственность, и мне на нее глубоко наплевать, А вот мой зонтик, который на скамейке лежит. Это моя личная собственность, и на него мне не напле¬вать». В СССР уже тогда чувствовалось внутреннее разложение. В Корее этого нет. Я много лет уже сюда езжу — и я вижу, что корейцы искренни, когда рассказывают о своем социализме и его достижениях. Наверно, именно поэтому людям в других странах их так трудно понять, И я рад, что ты теперь начинаешь понимать их лучше. Люди, которые могут по-настоящему вжиться в образ мышления корейцев и в их чувства, встречаются редко, и тем ценнее будут твои заметки об этой поездке». После того, как увидишь КНДР своими глазами, смешно становится читать истеричные вопли посетивших ее «жруще-срущ***х» особей: «Нас возили только по специально отобранным объектам!», «без гида никуда нельзя было пойти», «фотографировать можно было только исподтишка»! Даже в насыщенной культурной программе такие типы способны увидеть только подвох: «Это корейцы специально нас так много водят по всяким музеям — чтобы потом уже никаких сил не оставалось на то, чтобы самостоятельно бродить по городу!» Во-первых, вы-то сами у себя дома наводите порядок прежде, чем пригласить в него гостей? Или предпочитаете оставить на их обозрение кучу немытой посуды, не застиланную постель и не смытый за собой унитаз ? Во-вторых, а что бы вы делали в незнакомом городе без гида и не зная языка? Шастали бы по подворотням в поисках чего-нибудь плохонького, что позволило бы вам наконец почувствовать себя и общество, в котором вы живете, не такими уж ущербными по сравнению с корейским? Когда мы просили своих гидов показать нам то или иное место, или где-то остановиться для фотографирования, нам, как правило, безо всяких трудностей шли на встречу, К горе-фотографам я еще вернусь в рассказе о журналистах, а пока скажу, что за почти 2 недели пребывания в КНДР был только один случай, когда нас попросили что-то не фотографировать, О том, что именно, и почему именно, я вам тоже расскажу далее. Я увидела в КНДР вполне достаточно для себя, чтобы составить неплохое представление о тамошней жизни. Не будете же вы утверждать, что исключительно ради нас одели, обули и накормили всех прохожих вдоль дороги нашего следования, в том числе в сельской местности, дав им при этом строгий приказ улыбаться, и что это именно ради нас не только в Пхеньяне, а и во всех городах и поселках, через которые мы проезжали, люди поддерживали на улицах чистоту и порядок? Многие обычаи в Корее — совершенно другие, чем. у нас. Другая еда, ни на что мне знакомое не похожая на вкус, подают которую в маленьких отдельных пиалах, которых на столе обязательно должно быть нечетное число (в отличав от китайской кухни, в корейской блюда приготовляются в основном не на масле, а на пару, плюс много соленостей, но не таких, как в русской кухне, а очень острых; рис часто подают отдельно, после основного блюда, и уже холодным, суп подают в конце обеда, а знаменитую корейскую лапшу из гречневой муки едят холодной); по-другому люди спят (на циновках на отапливаемом зимой снизу полу, с жестким соломенным валиком вместо подушки), по-другому сидят за столом (на полу на циновках), по-другому устроены здешние дома (в традиционных домах вместо стекла в окнах была бумага, но сейчас такое можно встре¬тить только в музее; отопление проведено из кухни под полами; обувь надо снимать у дверей снаружи, а порог дома находится на значительной высоте от земли; внутри дома для посещения ванной комнаты/ туалета полагаются резиновые тапочки, которые стоят там у двери и опять снимаются с ног при возвращении в комнату), по-другому выражают свои чувства (здесь не принято так часто целоваться как у нас или в Европе, а верхом выражения хороших чувств в публичном месте является взять собеседника за руку и несколько секунд ее подержать; корейцы очень вежливы, в корейском языке, в отличии от нашего, в обращении есть не 2 ( на «ты» и на «Вы»), а 3 разные формы вежливости (младший — старшему или незнакомому, равные — друг другу и старший-младшему), и чаще всего употребляется самая высокая ее степень). Если у этого народа такие отличные от наших обычаи и традиции, то почему мы не можем при¬нять того, что и мыслят корейцы не так, как мы, а по-своему? И почему, вместо того, чтобы попытаться их понять, мы склонны посмеивать¬ся, автоматически судя о них по себе, а об их лидерах — по лидерам нашим? Это примитивное, поверхностное суждение о людях отличной от европейской истории и культуры говорит многое, но не о корейцах, а о нас самих. Не надо уподобляться американцам, во всех меню во всех странах ищущим, а «который здесь гамбургер?»!... На второй день мы посетили Мавзолей Ким Ир Сена — Мемориальный Дворец Кумсусан. Раньше это было здание, в котором работало корейское правительство, но после кончины лидера корейской Революции было решено оставить это здание для него, а правительство перенесло свои офисы в другое, новое здание. В Корее практически все имеет какой-либо символический смысл, в гораздо более глубокой степени, чем в нашей культуре, и в данном случае символизм заключается в том, что Ким Ир Сен, по-прежнему настолько живой в памяти корейского народа, как будто все еще работает у себя в кабинете, в этом впечатляющем здании. И будет работать вечно. Мавзолей, поэтому, естествен¬но, намного больше ленинского. В отличие от Китая или нашей страны, для того, чтобы его посетить, необходимо быть занесенными в список и прийти строго ко времени. Внутри полагается идти медленно, размеренным шагом. Сначала немного непонятно, а где же именно находится Ким Ир Сен — проходишь через комнаты с его статуей, с картинами с его изображением, через Зал Слез, где запечатлена скорбь корейского народа, узнавшего о его кончине. И только потом уже оказываешься в комнате, где покоится сам первый Президент Страны Утренней Свежести... Покрытый начиная с пояса красным полотном, товарищ Ким Ир Сен, о котором я столько читала в детстве и в юности, действительно выглядит как живой. У него спокойное, уверенное выражение лица. Люди подходят к его гробу небольшими шеренгами в 4-5 человек и склоняют в знак почтения головы. За стенами зала с телом товарища Ким Ир Сена находится зал, где можно сделать запись в книге для посетителей. Гиды тут же переводят написанное вами на корейский язык. Из Мавзолея мы направились на мемориальное кладбище революционеров на горе Десон. И здесь место для захоронения героев было выбрано символическое — с высоты они, кажется, наблюдают за городом, словно оберегают его жителей и видят, как строится на их Родине новое общество, за которое отдали они свои жизни.... Товарищ Ким Ир Сен покоится напротив и тоже как бы видит своих соратников по борьбе. Бронзовые памятники на кладбище воспроизводят лица реальных героев. У каждого из них имеется своя история, и наш гид рассказывает нам несколько. Вот — молодая женщина-партизанка, оставившая 2-летнего ребенка бабушке, уйдя в партизанский отряд, которая погибла в японских застенках. А вот — бабушка, отдавшая всех своих сыновей Революции.,. А вот — и мать нынешнего лидера КНДР, товарища Ким Чей Ира, Ким Чжон Сук, умершая со¬всем молодой, в возрасте 32 лет (ему тогда было всего 7 лет)... Мы успеваем за тот же день побывать еще в ботаническом саду, в консерватори
